Скрытые угрозы

Скрытые угрозы. Тревожная статистика была обнародована на минувшей неделе. С одной стороны, ситуацию с туберкулезом в России удалось стабилизировать, — заболеваемость ниже, смертность меньше, чем например, пять лет назад. С другой, число пациентов с недугом, устойчивым к применяемым против него лекарственным средствам, перевалило за 30 тысяч и с каждым годом продолжает увеличиваться.

Беспокойство врачей вызывает и положение дел с болезнью, казалось бы, в цивилизованном мире побежденной. Изменения климата и растущие миграционные потоки, по мнению некоторых ученых, могут спровоцировать возвращение древней заразы, известной под множеством, в том числе леденящих кровь, названий, например, «ленивая смерть».

Корреспондент НТВ Вадим Фефилов побывал там, где ее изучают, и пообщался с теми, кого она превратила в вечных изгнанников.

Ногайбай попал в лепрозорий в далеком детстве в 11 лет. Тогда и греческое слово «лепра» , то есть « чешуя» мало кто в советской стране знал. Сейчас старику Сарсенову 72 года. Всю его жизнь люди со страхом говорили об этой болезни, когда сначала красные пятна и шелушение на коже, а потом кости начинают буквально разваливаться. Его жизнь тянулась с ежедневным ощущением близкой смерти и в одиночестве.

Ногайбай Сарсенов: «У нас все почти все бесплатное, что нужно, я покупаю для приличия, несмотря что больной. Вот ковры, фотокарточки, телевизор казенный, шкафы все казенные, вся одежда на мне казенная».

Уже в зрелом возрасте здесь же в лепрозории познакомился с тоже больной Верой, подружились и стали жить гражданским браком. Детей заводить не решились даже не из страха родить больного ребенка, а скорее из-за возможного неприятия миром их потомства.

Ногайбай Сарсенов: «Твой отец кем болеет, что ты будешь говорить, проказом, да!? Шарахаются, ужас!»

У капитана волжского буксира «Стойкий» Бориса Моргунова болезнь обнаружилась в 20 с лишним лет. За полтора года интенсивного лечения его лепру врачам удалось погасить и его даже вписывали домой. Однако спустя 15 лет снова начали гнить суставы на руках и ногах.

Борис Моргунов: «Были руки, не знаю от уколов, не знаю в общем, нарывать стали, суставы отпадать.»

В молодости он даже хотел повеситься. От самоубийства удержало то, что еще до выявления заболевания у него было двое детей. Сейчас в его 70 у него пятеро детей, восемь внуков и двое правнуков

Борис Морганов: «Ну как желание помирать нет, не будешь зарываться живьем, живешь и слава Богу живешь».

В России сейчас четыре больницы, где лечат больных лепрой. Самая крупная — астраханская. Здесь 40 больных, 180 человек — это медперсонал плюс на входе круглосуточно полиция. На пяти гектарах земли — ухоженные аллеи, стандартный Ильич и деревянные корпуса, обшитые сайдингом.

Кадырнияз Примбетов: «Нам сказали, уже все! Кто этой болезнью заболел, считай, мертвый человек! В то время, когда лечения никакого не было, люди умирали. Очень была страшная картина! Даже жутко было. Нельзя было ходить, нельзя было общаться друг с другом».

Кадырнияз вспоминает, что в советские времена здесь режим был, по сути тюремный и отношение к больным было, как к изгоям.

В одном селении в астраханской глубинке, которое сейчас называется Восточное, в 1944 году был создан лечхоз — специализированное лечебное хозяйство. Туда свозили всех членов семей больных проказой с юга России. На сельском кладбище почти нет могил коренных местных жителей. Калмыцкое население, а это была именно калмыцкая деревня, накануне создания резервации было за сутки депортировано в Сибирь.

Валерий Микиткеев, учитель труда в школе села Восточное: «Вот мои дед и бабка. Они не доехали до Сибири, умерли от переохлаждения — одежки-то не было. Ближе к Сибири их просто так выкидывали и складывали штабелями. Никто их не хоронил».

Многие калмыцкие семьи после реабилитации вернулись на родину и здесь уже живут несколько человек, стоящих на учете в лепрозории.

Валерий Микиткеев: «В обиходе такого нет, что он лепробольной. Это давно ушло. Лично я знаю и заверяю , что нет такого сейчас.»

В 50-е годы лекарство против лепры открыли сразу в нескольких странах, в том числе и в Советском Союзе.

Валентин Наумов, заведующий лабораторно-экспериментальным отделом НИИ по изучению лепры: «Мы научились лечит лепру, как инфекционное заболевание, но не научились ее лечить, как заболевание метаболическое и нервное заболевание, которое очень серьезную проблему представляет для медицины».

Ученые считают, что генетическая предрасположенность к болезни, называвшуюся в средние века «печатью дьявола» или «божественным наказанием» сейчас есть у пяти процентов населения земного шара. Беда в том, что выявить на ранних стадиях ее пока не возможно.

Виктор Дуйко, главный врач астраханского лепрозория и директор НИИ по изучению лепры: «Мы сейчас работаем над разработкой тест-системы, когда человек пришел и сделали тест. И станет ясно, есть у него там микробактерии или нет».

Тут же в институте при астраханском лепрозории ставят опыты над животными. Текучесть молодых научных кадров большая — лаборантка Гюзель, например, получает три тысячи рублей в месяц.

Инфекция лепры прививается лишь обычным мышам и южноамериканскому броненосцу. Мышей, естественно, у астраханских ученых полно, а с заграничными подопытными животными сложнее. Средства государство на научные эксперименты выделяет вроде бы достаточные. Самая большая проблема, как говорят ученые, в неоправданно хлопотном процессе закупок.

Валентин Наумов: «Прежде чем купить какой-то прибор или какой-то реактив, нужно провести очень большую бюрократическую работу. Приборы навязывают другого класса, лишь бы только сбыть их, так сказать, „впарить“ бы и все. И это никак не содействует развитию науки в нашей стране».

Сейчас ежегодно эту болезнь обнаруживают у полмиллиона человек, в основном в африканских странах, Бразилии и некоторых районах горного Китая. Очаги есть и в Центральной Азии — в Горном Бодахшане, на побережье Каспия. Главврач лепрозория призывает российских работодателей не экономить на медицинском обследовании приезжих рабочих.

Виктор Дуйко: «Конечно же, работадатель должен прежде всего подумать, а нет ли здесь какой то инфекции, не приехал этот мигрант и не привез ли с собой что-то. Ведь потом это может привести к катастрофе!»

Спасительной вакцины против лепры ученые пока найти не могут. Всемирная программа о радикальном снижении новых случаев лепры в сильно пораженных регионах фактически провалилась. Сроки ее выполнения были сдвинуты с 2000-го на 2010-ый, затем и вовсе перенесены на 2015 год.