Пытка запахом и зверские убийства: что творили фашисты в минском гетто

В возрасте трех лет можно многое запомнить, если находишься в минском гетто, особенно правила мамы, которые она повторяла и днем и ночью вместо колыбельной.

Владимир Трахтенберг, узник минского гетто: «Первое — спрятаться, второе — поесть, третье — держаться за мамину юбку, потому что в гетто у нас не было никого знакомых».

А еще не было завтра, только здесь и сейчас. Самая страшная пытка — запахом. Хлебозавод был рядом с геттовской колючкой. Когда все умирают от голода, над гетто стоит запах хлеба. Смерть стала повседневностью. Маленький мальчик пережил взрыв гранаты в подвале, научился не капризничать и плакать молча. Оригинальная еврейская лата, неровная, с изломанными краями, как и само минское гетто, — обязательный знак, без нее расстрел на месте.

Территория минского гетто тогда была окраиной столицы, сейчас это исторический центр или очень близко к нему. Сразу после создания гетто, как шагреневая кожа, начинает съеживаться, затягиваясь удавкой. 39 улиц и переулков — это на слух много, но они небольшие. Реальная площадь всего несколько километров. 1,5 метра на каждого взрослого, а на подходе еврейские эшелоны из Европы.

Гетто было велено «расчистить». «„Чистить“ будут постоянно. По инерции зачистки называют погромами, но это, скорее, волны уничтожения. Предстояло дождаться, пока гетто покинут трудовые колоны. Дееспособные мужчины и женщины — дармовая рабочая сила».

Александр Нелюбов, директор Музея истории и культуры евреев Белоруссии: «Они ночевали в мастерских, иногда под станками на грудах шинелей. Они не возвращались. Если им говорили, что сегодня лучше оставаться здесь, следовательно, в гетто будет погром».

Яков Кравчинский, узник минского гетто: «Стол, на столе женщина разрезанная вся, груди вырезанные, живот распорот. Голова где-то там. До сих пор перед глазами до сих пор вот это вот».

Если читать документы, аккуратисты нацисты всего-навсего «переселяют» жителей. Если не убийства в домах, тогда газовые душегубки, расстрельные ямы и лагерь смерти «Тростенец». Для удобства отчетности и обезличенности всех считают в штуках. Когда привозят евреев из Европы, внутри минского гетто возникает еще одно — зондергетто. Гамбургские знают немецкий и рассчитывают быть полезными.

Яков Кравчинский: «Их сюда привезли, они вообще не хотели с нами иметь дело. Они считали, что их привезли колонизировать землю. А здесь этих местных евреев-идиотов, которые продались большевиками, изничтожить, они здесь останутся и будут помогать немцам. Они настолько были в этом уверены».

Но очень быстро европейцы осознают, то их тоже ждет смерть. Якову почти 9, он вечно голоден и осторожен, с другим пацанами ныряет под колючку в поисках хоть какой-то еды, проволоку держат руками.

Яков Кравчинский: «Палок не было, их сожгли. Первая зима была под 40 градусов. Вырубили весь лес, все яблони, все груши, все, что там было на территории, все эти заборы. Ничего не было».

Чтобы выжить и спасти близких, все строят схроны, двойные стенки, «малины» и подполы. В одном из них Яков и спасется. Тесная ниша под оцинкованной крышей чердака в летний солнцепек превращается в жуткую баню.

Яков Кравчинский: «Мы заскочили, а плотно закрыть он не успел. Рукой держал. А братик был, год ему исполнился, год и три ему исполнилось, 25 июля он родился, он начал шуметь. И вот парень положил ему руку на лицо. А сколько надо годовалому, пока эти ушли? Так четыре дня там и просидели».

Все четыре дня расстрелы и прочесывание домов, четыре дня в одной позе, без еды и туалета. Потом в гетто вернулись трудовые отряды.

Яков Кравчинский: «Вы не представляете. Шум, гам, крики. Люди падают в обморок. Родных никого нет, тела кругом, сколько тел было навалено. Люди не хотели идти, они стреляли на месте».

Мама Якова решается бежать. Они идут вслед за подпольщиками, отстают, но чудо — без проводника мимо всех засад выходят к партизанам. Маленького Володю мама берет с собой на работу. Это минимальный шанс поделится баландой. Чаще всего ребенка просто вышвыривали из машины, но не сейчас. Потом совсем невероятное — немец выносит огромный нож, хлеб и мед.

Владимир Трахтенберг: «И вот он отрезал лусту хлеба. Знаете, по-белорусски — луста. Отрезал лусту хлеба, мазал ее медом и давал каждому ребенку, а потом сказал: не идите назад в гетто, гетто уничтожено, разбегайтесь куда можете, и ушел».

Все свидетельства выживших — это те, кто успел вовремя сбежать. Потом стало слишком поздно. 23 октября 1943 года минское гетто прекратило свое существование. Расстрелы жителей растянулись на три бесконечных дня. Через ворота минского гетто прошли свыше 100 тысяч, в живых остались около 2%.