Екатерина Кузнецова живет в квартире-ячейке в доме-коммуне на Гоголевском бульваре в центре Москвы. В жилище, с одной стороны, расположена привычная современному горожанину студия, а с другой — жилой памятник советского архитектурного авангарда. В квартире всего 36 квадратных метров, но эта «однушка» уникальна.
Екатерина Кузнецова: «Здесь высота — 3,60 [метра]. То есть это очень хорошие высокие потолки. Маленькое помещение с большим объемом. Ощущение, как будто ты живешь в Париже на мансарде».
Из окон открывается вид на Гоголевский бульвар, а прямо перед квартирой — крыша нижних нежилых этажей, которая когда-то была террасой-садом. В жилище много света за счет больших окон на юг и север. Все вместе — необычное сочетание, за которое Екатерина и выбрала эту студию в конце 1990-х, еще не зная истории самого дома. В нее женщина погрузилась уже со временем и даже специально разыскала издание автора этого дома, лидера советского конструктивизма, архитектора Моисея Гинзбурга. В конце 1920-х годов он разработал несколько экспериментальных видов жилья эконом-класса для нового советского человека, которыми собирался застроить весь Союз. Одним из них стал дом-коммуна для холостяков с квартирами типа F — для одиночки или максимум пары, с кухнями-нишами и душевыми кабинами в спальне.
В этих квартирах все устроено так, что люди здесь должны были только спать и иногда работать. Здесь не должны были есть, потому что была кухня-столовая, не должны были долго отмокать в ванне, потому что был банно-прачечный комбинат. Все компактно и все по-новому — а новым в квартирах-ячейках было действительно все, например плоская 40-метровая крыша, на которую жильцы поднимались общаться и загорать. Говорят, хозяйки сушили там белье после прачечной, а дети колесили на велосипедах. В нижних этажах — клуб, библиотека, балетная студия, кружки и детский сад. В общем, дом-коммуна не только освобождал нового советского человека от бытовых проблем, но и активно социализировал. Даже коридор участвовал в процессе коллективизации.
Внутри дом-коммуна выглядит как общежитие: длинный коридор и целый ряд дверей. Только здесь квартиры располагаются с одной стороны, а с другой — длинный ряд окон, ленточное остекление. Рамы все те же, что поставили здесь еще в 1931 году, — культурное наследие дома. Сейчас в здании завершаются реставрационные работы.
Еще интереснее был проект архитектора Ивана Николаева, который в основном занимался текстильными фабриками и другими промышленными предприятиями. Параллельно с Гинзбургом он решил строить нового человека прямо со студенческой скамьи и разработал общежитие Текстильного института — дом-коммуну на улице Орджоникидзе из трех корпусов с разным функционалом: спальным, санитарным и общественным.
Николай Васильев, историк архитектуры, доцент НИУ МГСУ, профессор МГАХИ имени Сурикова: «Они — нового поколения, детей у них нет, и надо из этого человека сделать городского жителя: образованного, не какого-то там просто рабочего, а инженера, который будет учить других и так далее. Как? Включить их в очень жесткий распорядок дня. Ты встаешь по гудку, в халате и тапочках идешь по коридору, может быть 100 метров, переходишь в санитарный корпус, где у тебя шкафчик с личными вещами, балкон, чтобы делать зарядку, душ. Ты делаешь зарядку и переодеваешься в обычное партикулярное платье и по пандусу спокойно спускаешься вниз».
Утопическую идею домов-коммун позже подхватил соратник советских конструктивистов, швейцарско-французский архитектор Ле Корбюзье. Но он переосмыслил ее в другом ключе — как город внутри дома. Он запроектировал в здании внутреннюю улицу в два этажа с торговыми коридорами, куда поместил магазины, рестораны, парикмахерскую и даже кинотеатр. Так в начале 1950-х появилась знаменитая жилая единица (Unité d’Habitation) в Марселе.
Ксения Игнатова
