До выборов президента Сирии меньше недели. При этом ни Европа, ни США не хотят признать, что выборы могут изменить ситуацию, ведь кандидатов будет трое: один Асад, второй юнионист, то есть сторонник компромисса, третий от оппозиции. Это уже выглядит как приглашение к разговору в отличие от заявлений европейцев и американцев о том, что они не признают выборы в любом случае.
Для Сирии единственный шаг в будущее или хотя бы к разговору о нем — остановить войну и начать восстанавливать страну, от которой мало что осталось. Самый простой пример: горная деревушка, где был штаб одного из отрядов халифата. Как говорят местные жители, все в этом отряде были иностранцами. Когда халифат отсюда выбили, здесь осталась еще одна мертвая деревня.
Мудар, местный житель: «Наша деревня была такая красивая, дух захватывало, пока не пришли боевики. Мы все бежали кто куда смог, но как оставить ее, если мы ее дети? И теперь мы понимаем, что нет даже воды, чтобы напоить ее деревья».
Все, что осталось — корова, общая на всю деревню, куры, здание мечети, несколько стариков, которые будто вросли в землю. Остатки еще жилых домов превратились сразу и в сельсовет, и в сельпо, и в коммунальные спальни. Там, где еще теплится жизнь, люди пытаются восстановить свои дома из того, что осталось под руками, потому что ни денег, ни строительных материалов у них нет. В деревнях остались одни старики, которым бежать некуда. На своих домах они вешают портрет Асада — или как последнюю надежду, или как охранную грамоту.
Местная жительница: «Мы вернулись сразу же, как только прогнали террористов, и обнаружили, что дома не просто разграблены — бандиты украли даже окна, даже электрические провода вытащили из стен».
Деревенские жители будто откатываются назад, в каменный век, куда их загнала война.
Мудар: «Нам иногда привозят воду, нам даже обещали цистерны, вот тогда заживем. Нам много чего привезли уже для школы — и санузлы, и краны, и двери, вот только воды нет. Если успеем за лето — значит, даже в сентябре уже все будет хорошо, нам главное — чтобы здесь были дети».
Дети есть, их привезли старикам родители, ушедшие на заработки. Их учат всей деревней — кто чему может.
Учительница: «Я одна во всех классах — четвертом, пятом, шестом, алгебру и геометрию преподаю. И ведь я горжусь — мы даже добыли учебники и тетрадки».
За стеной школы самое дорогое — склад с запасом еды на всю деревню, привезенным «Красным полумесяцем».
Мудар: «Все будет хорошо. Надписи, оставшиеся от халифата, мы замажем, машина, на которой нам подвозят еду, уже приезжает регулярно. Холодно, конечно, даже сейчас по ночам, но мы справимся. Не забыли же про нас — уже очень хорошо».
И Асад не может не понимать, что вопрос национального примирения, конституционных реформ, прозрачности выборов — это все очень важно, но людям важно другое — есть ли им где жить и на что кормить семью.
А дальше начинается большая политика, ведь на восстановление Сирии в 2019 году нужно было 400 миллиардов. Сейчас еще больше. Собрать эти деньги сейчас невозможно
Старики знают, что внизу, под горой, всего в ста километрах — большой город, куда ушли на заработки их дети. Но гроши, которые с этих заработков они присылают, каждый день стоят все меньше и меньше, несмотря на то что перед выборами Асад пытается держать курс валюты и следит, чтобы на полках магазинов