Игорю Губерману — 75

Создатель неклассической литературной формы — «гариков» — празднует юбилей. Игорю Губерману исполняется 75 лет. В советские годы его стихи, обильно сдобренные ненормативной лексикой, передавались из уст в уста и расходились самиздатом.

В официальных источниках ни при каких условиях не могли появиться, например, строчки: Не стесняйся, пьяница, носа своего,/ Он ведь с нашим знаменем цвета одного. Сегодня афористичные четверостишья Губермана такие же хлесткие, как и в диссидентские 60-е. В этом убедился корреспондент НТВ Алексей Ивлиев.

В России во все времена было много хороших поэтов. Но лишь у Игоря Губермана есть собственная поэтическая форма, названная в честь его именем «гариками». В свой 75-летний юбилей поэт уже по привычке наливает любимый крепкий напиток и честно признается, как родился присущий только ему стиль.

Игорь Губерман, поэт: «Я на пьянках завывал свои стихи. У меня мысли куцые и стихи короткие. Вот я и пришел к этой короткой форме».

У Губермана абсолютно образцовая биография для диссидента-шестидесятника. Он — физик по образованию, выучился в институте на инженера железнодорожного транспорта, но остался лириком в душе.

Поэт еще в юности познакомился с Александром Гинзбургом, основателем самиздатовского журнала «Синтаксис». В 79-м Губерман был осужден на пять лет колонии. Тогда во избежание политического скандала советская власть посадила его как уголовника за спекуляцию.

Игорь Губерман: «Это дорогая для меня штука — подлинник плаката, который носили перед советским посольством мои друзья. Юрий Китаевич организовал кампанию в мою защиту. Этот плакат мои единомышленники таскали, теперь это напоминание о настоящей дружбе».

Вот уже 23 года Игорь Губерман живет в Израиле. Он говорит, что считает себя гражданином сразу двух государств. В России бывает постоянно, здесь у него выходят новые книги, проходят концерты и творческие вечера. В день 75-летия писатель с грустью признается, что все чаще пишет о старости.

Игорь Губерман: «На жизненной дороге этой длинной,/ Уже возле последнего вокзала,/ Опять душа становится невинной,/ Поскольку напрочь память отказала».