Когда российские депутаты начинают обсуждать закон о домашнем насилии, дело доходит до протестов против его принятия. Почему ни закон, ни полиция не могут спасти от чудовищ, которые превращают семейную жизнь в ад? И что делать, чтобы присказку «бьет — значит любит» сменило железное правило «бьет — значит сядет»?
Закон о домашнем насилии расколол общество на тех, кто всеми силами за, и тех, кто категорически против.
Андрей Кормухин, лидер православного движения «Сорок сороков»: «Это закон, по которому институт семьи будет уничтожен: мужчины перестанут женится».
Вокруг инициативы, которую в России еще только собираются принять, страсти кипят и в Госдуме.
Елена Драпеко, депутат Госдумы РФ: «Если мы наказываем человека, который избил соседа, почему мы должны разрешать ему бить свою жену?»
Борис Чернышов, депутат Госдумы РФ: «По сути, мы создадим ювенальную юстицию: будут из семьи изымать мужей и жен. Иногда бывает, что после бытовой ссоры в порыве гнева одна из сторон обращается в полицию. Если будут людей сажать за это, то не останется семей без сидельцев».
Текст нового законопроекта о профилактике домашнего насилия уже опубликован. Казалось бы, явно положительные меры. Например, профилактический надзор.
Оксана Пушкина, депутат Госдумы РФ: «Мы всегда караем, наказываем постфактум. А если ты пытаешься обратится в правоохранительные органы до того, тебе отказывают. С принятием закона этого не будет».
По неофициальной, но пугающей статистке, 16 млн человек в год страдают от домашнего насилия.
Алена Кравец, светская львица: «Он меня в лес повез и сказал: я тебя там буду убивать. За волосы меня таскал».
У домашнего насилия нет и пола. Говорить об этом среди мужчин не принято: шрамы якобы украшают мужчину. Если, конечно, не от утюга во время пыток собственной женой.
Том Пименто, гражданин США: «Она была невероятно жестокой, она закуривала сигареты и запихивала их мне в нос. Она распыляла мне в глаза отбеливатель».
Алекс Скин, гражданин Великобритании: «Это началось с простой стеклянной бутылки, а затем она стала использовать молоток. Каждый раз, когда я избавлялся от одного оружия, она находила другое. Потом она перешла на ножи и поливала меня кипятком».
Его возлюбленная Джордан дает показания на допросе в полицейском участке, заявляя: «Я только резала его, но я никогда не пыталась его заколоть».
Джордан проведет семь с половиной лет за решеткой и не сможет вернуться в семью. По законам Англии, когда срок закончился, жертву оберегают.
Лиза Мозгонова, семейный адвокат из международной группы по семейному праву: «После того, как преступник освобожден из тюрьмы, жертва имеет возможность подать заявление на новый судебный запрет, чтобы защитить себя».
В этом плане Россия ближе не к Западу, а к Востоку. В Турции после побоев в семье агрессору нужно продержаться паинькой полгода, и тогда обвинения аннулируется. Ему дают испытательный срок. Но там мера ограничения на общение с жертвой уже работает.
Мерт Ялсин, адвокат: «Если человек, совершающий насилие, пытается найти контакт по телефону или с помощью мессенджеров, — это будет рассматриваться как насилие и нарушение запретительного приказа. Наказание — от 6 дней до 6 месяцев тюремного заключения».
Катя Гордон, адвокат: «В большинстве случаев эмоционально жертва насилия уже сломлена: не может написать заявление, не хочет».
Если законопроект примут, то уже написанное в полицию заявление — если пара решит помириться, — забрать просто так будет уже нельзя. Сейчас же часто сама жертва и расплачивается: в 70% случаев по решению суда за побои в семье наказывают штрафом. А кто его платит, если бюджет семейный?
Вопросы к новому законопроекту действительно есть. Например, что значит «наказание за экономическое насилие»? Не купил муж новые сапоги — и можно посадить на пару лет за решетку? На этом и держится армия противников закона, которые еще и сетуют: как теперь быть с детьми? «Мы лишаемся права воспитывать детей», — говорит лидер движения «Сорок сороков» Андрей Кормухин.
Этим правом и воспользовался бывший муж Лилии Мосиной, который сначала бил ее, а потом поднял руку и на детей. Женщина долго не решалась даже на попытки спастись из домашнего плена: идти было просто некуда. Четыре года гражданский муж избивал ее до потери сознания, брил налысо, чтобы та на давала поводов для ревности. Отобрал ключи от квартиры и запирал в ней, чтобы не вышла пожаловаться.
Лилия Мосина: «Я иногда думаю, лучше я бы не осталась жива. Меня только одно держит: дети уйдут в детдом, а в детдоме они никому не нужны. Или к отцу, что еще хуже».
В
Лилия Мосина: «Его приговорили на 4 года. Я боюсь».
Кто знает, чем бы обернулась для нее эта семейная жизнь, если бы не терпела, а пыталась защищаться? Например, Галина Кондратьева задушила мужа бельевой веревкой, когда он вновь кинулся на нее с ножом.
Если новый закон может спасти хоть одну жизнь, может, стоит рискнуть? И разве так должно быть, чтобы дом превращался в поле битвы, где в живых остается только победивший?
Статья
Бьет — не значит любит: как защитить жертв домашнего насилия