Две неправды о войне

В подмосковных Белых столбах на одноименном кинофестивале показали военную хронику, сделанную фашистскими кинооператорами. Эти редкие кадры раньше видели лишь единицы.

До сих пор пленки пылились на полках архивов и вот наконец к 70-летию с начала Великой Отечественной войны их решили показать. Правда, не широкой публике, а профессиональным режиссерам, операторам и кинокритикам, которые увидев вражеские съемки, сразу же отметили, что они сильно отличаются от советских, рассказывающих по сути о том же самом.

Корреспондент НТВ Сергей Морозов (он тоже был в числе зрителей) озадачился вопросом — почему?

Эти фильмы редко показывали одной и той же аудитории: советская и фашистская документальная пропаганда. Народ приветствует армию победителей, красный флаг на улицах города. Только это не тот флаг и не советская армия — это из немецкого фильма «Вторжение на Балканы». Немцы освоили боевые киноприемы раньше — в 41-м на Сталина обрушился еще и информационный блицкриг.

Это очень точная идея — сравнить советскую и немецкую военную кинохронику 41 года, потому что это была одна из первых мировых информационных войн. И о том, что на самом деле происходит на поле боя, узнавали из этих кадров не только жители воюющих и сопредельных стран, но и сами Сталин и Гитлер.

Если раньше все, связанное с геббельсовской пропагандой, считалось закрытой темой, то сегодня киноведы могут обсуждать ее технические стороны и говорить, что из гитлеровских приемов взяла себе советская школа.

Валерий Фомин, ведущий научный сотрудник НИИ Киноискусства: «У них, например, были воздушные съемки — с самолетов, когда штурмовик атакует. У нас ничего подобного еще не было. И познакомились с продукцией немецкой пропагандистской машины уже в 41-м году, когда в ходе боев под Москвой, захватили большой брошенный отступающими частями массив немецкой хроники, и она стала включаться в советскую пропаганду».

Через два дня после вторжения в советском киножурнале ни одного кадра с фронта, ни одного свежего плана Сталина. Немцы забросали весь мир кадрами своего похода, внося смятение в ряды потенциальных союзников Москвы.

Владимир Дмитриев, первый заместитель генерального директора Госфильмофонда России: «Была хорошая аппаратура, хорошая пленка, чуть ли не в каждом взводе был свой оператор, который был достаточно свободен и снимал то, что ему казалось важным. Там была снята война как бы изнутри. Рота идет в атаку, солдат в окопе. Там, конечно, была фальсификация, но не в очень большой степени. Поэтому люди верили, и пропагандистский эффект был очень велик».

Сегодня киноведы открывают документы, из которых видно, как отчаянно осажденная Москва переделывала свою пропаганду: например, искореняла постановочные кадры.

Валерий Фомин: «Одного оператора изобличили в том, что он какого-то генерала заставил ползти на пузе, изображать, как будто он со своими солдатами готовится идти в атаку — почти театральную войну разыграли. И я нашел несколько приказов, где несколько операторов с позором, с треском выгнали из фронтовой хроники».

В немецкой хронике война — это механика. Кадровые военные — видно, что потомственные офицеры — отдают грамотные указания. Создается перевес — победа. Сталинской пропаганде было не с руки вспоминать, куда делись кадровые офицеры, поэтому советское наступление — это страсть и порыв. Правда сам прием — показывать мудрое военное руководство — перекочевал в советское художественное кино.

Сергей Каптерев, сотрудник НИИ Киноискусства: «Мы всегда стремились передать, как все уровни командования участвуют в битве, начиная от шофера в исполнении Марка Бернеса и кончая Сталиным в исполнении разных актеров в разных фильмах».

Единственное, с чем не справилась ни советская, ни фашистская пропаганда, — это как преподносить крупные поражения.

Сергей Каптерев: «Немецкая школа должна была обслуживать цели убеждения населения, что на фронте все в порядке. Вспомним историю Сталинградской битвы, когда мирное население Германии долго не знало о котле и о том, что там произошло».

И еще бросается в глаза, как много в советских киножурналах говорят. Немецкие больше полагаются на убеждение зрительным образом. Возможно, это связано с предпочтениями вождей: Сталин сниматься не любил, а Гитлер обожал позировать перед камерой.