Детство для битья

Кошмар наяву. Сразу несколько вопиющих фактов жестокого обращения с детьми стали достоянием общественности на минувшей неделе. В Воронежской области, например, ребенок подвергался унизительным измывательствам только за то, что мешал нетрезвым посиделкам взрослых.

Издевательства над детьми происходят и в неблагополучных семьях, и в домах-интернатах, куда они из этих семей попадают. Да и усыновление — казалось бы, счастливый билет — может обернуться настоящей дорогой в ад для цветов жизни. В чем же дело — в несовершенстве закона? Или, может, с органами опеки что-то не то?

Проблема куда глубже и страшнее, убедился корреспондент НТВ Никита Анисимов.

Глеб Агеев: «Меня мама била. Руками».

Для уполномоченного по правам ребенка Алексея Голованя детские слова — лишь элемент в совокупности доказательств. Но больничная съемка трехлетнего Глеба Агеева говорит сама за себя.

Алексей Головань, уполномоченный по правам ребенка в г. Москве: «Нельзя игнорировать эти слова ребенка, сказанные в свободном виде. Явно никакого давления на него не было».

Их в итоге и не проигнорировали: прокуратура возбудила уголовное дело, Глеба отобрали у приемных родителей и поместили в больницу. При этом отца, которого мальчик ни в чем не обвинял, уволили из банка, где он работал, и публично осудили на заседании общественной палаты.

Алексей Устинов, руководитель муниципалитета «Гольяново»: «Очень многие делают на этом политический пиар, превратили трагедию одной семьи в политическое шоу».

Семья Агеевых познакомилась с Глебом в доме ребенка №25. В муниципалитете «Гольяново» по месту прописки родители оформили необходимые документы. Там много справок, но они, скорее, формальные — нет судимостей, не состоят на учете в диспансерах. А вот информация о трагической гибели родного сына Агеевых, по закону, не считается важной.

Тамара Мурлыкова, начальник отдела опеки и попечительства муниципалитета «Гольяново»: «Мы даем заключение на основании перечня документов, которые предоставляют усыновители. Отказать человеку только потому, что он нам не понравился, мы не имеем права».

Органы опеки должны три года после усыновления контролировать жизнь ребенка, но Агеевы построили коттедж в Подмосковье, и их документы просто переправили по новому месту жительства. Получилось, одни люди отдавали Глеба, другие принимали решение об усыновлении, а следить за отношениями в семье должны третьи.

Мария Терновская, директор московского детского дома №19: «Самим ребенком никто, в общем, не интересуется, все интересуются документами, которые перекладываются с места на место, а что происходит с ребенком, а хорошо ему или плохо, за это не отвечает никто».

Директор детского дома считает, что все беды из-за того, что в России нет единого органа, координирующего работу с детьми. Ими занимаются все, но никто конкретно за них не отвечает. В ее детдоме и дети, и родители до усыновления обязательно тестируются психологом, и некоторым взрослым брать ребенка категорически не рекомендуют.

Маргарита Молочникова, мать четверых приемных детей: «Показывают по телевизору — вот они бедненькие, маленькие. Ни в коем случае не верьте! Людям надо объяснить, что это очень тяжелая работа».

Елена Гатальская, воспитатель детского дома: «Алина — девочка подвижная, ласковая, озорная».

Трехлетней Алине пока не ищут новых родителей — старых еще не лишили родительских прав. Из приемной семьи Алина попала в реанимацию. В прокуратуре Екатеринбурга быстро установили, что девочку периодически избивала мама. Судебное разбирательство длится уже год, все это время Алина в детдоме заново учиться жить без страха.

Кировчанка Алефтина Ерофеева на первой взгляд кажется любящей матерью — не каждой женщине по силам родить семерых детей. Но любить их она предпочитает на расстоянии. Ее семь раз лишали родительских прав, последний — совсем недавно. В итоге ее дети — в интернате. Возможно, скоро их будет растить другая семья.

Людмилу Пересмехину долго ставили в пример всему Нижнему Тагилу. Людмила взяла семерых ребятишек из интерната и получила от города две квартиры. Но через несколько лет неожиданно вернула приемных детей обратно. Оказалось, закон этого не запрещает.

Людмила Пересмехина: «Мне не за что стыдиться, совестится, я давала детям все что могла».

Приемные дети рассказывают, что Людмила порола их даже за опоздание на урок. В итоге даже годы спустя они помнят ее тяжелую руку. Оля рассказывает о побоях, как о чем-то обыденном.

Ольга Глазова: «Даже сейчас, когда я с людьми общаюсь, они говорят: почему так от всех шарахаешься? Руку она на меня поднимала, у меня остался какой-то страх к людям».

О цивилизованности общества судят по отношению к старикам и детям — ведь они беззащитны. Но невозможно узнать, как обращаются с детьми в каждой российской семье. Вот и получается, что защищать ребенка закон начинает только в крайних случаях, когда о пороках взрослых становится известно врачам или органам опеки.

В центре защиты детей, пострадавших от насилия, — все стены в почетных грамотах. Работы у здешних психологов хоть отбавляй.

Евгений Цымбал, директор центра «Озон»: «Любое посягательство на ребенка остается отпечатком в его душе и заставляет по-другому воспринимать мир».

На рисунках — все детские страхи. По опыту Евгения Цымбала, система простейших тестов позволяет узнать реальную обстановку в любой семье. Если ребенок рисует папу с дубиной в руках, значит надо бить тревогу.

Сотрудницы опеки из Ярославля судят о положении детей по стандартным признакам: если есть еда в холодильнике, ребенок ухоженный и без синяков, значит у него все в порядке. Выяснить, что на самом деле твориться в семье, почти невозможно.

В России соседи редко бьют тревогу, а школы, милиция и социальные работники пока не могут похвастаться слаженной работой при выявлении неблагополучных семей. Органы опеки даже не могут войти в квартиру без разрешения хозяев.

В муниципалитете «Гольяново», где выдали разрешение на усыновление Глеба Агеева, на 150 тысяч жителей — 11 сотрудниц отдела опеки, все женщины с педагогическим или юридическим образованием. Здесь говорят, что за 15 лет работы случай с Глебом — первый в их истории, до этого родных детей иногда поколачивали папаши алкоголики.

Тамара Мурлыкова, начальник отдела опеки и попечительства муниципалитета «Гольяново»: «Бывает, люди могут и обижаться, и говорить, что мы черствые, но мы ночами не спим. Все болеют душой и за свое дело, и за каждого ребенка».

Сейчас в муниципалитете лежат шесть новых заявлений на усыновление, их подателей теперь обещают рассматривать под лупой. Здесь говорят о необходимости подкорректировать закон — будущие родители должны беседовать с психологом и посещать специальные курсы. Возможно, тогда будущих мам и пап начнут подбирать не по формальным, а по человеческим качествам.