Ритуальный подряд

Новые веяния и старые проблемы. На минувшей неделе столичные власти приняли решение, которое, как это уже неоднократно бывало, возможно, будет подхвачено и регионами. Утвержден порядок опекунства над брошенными могилами. Обратиться к европейской практике заставил дефицит земли для захоронений.

Что же касается вообще положения дел в сфере ритуальных услуг, то главной головной болью остается деятельность похоронных агентств-нелегалов. Как наживаются на чужом горе и что с этим делать, разбирался корреспондент НТВ Юрий Кучинский.

Наталья Колганова: «Я была в таком шоке, не могла даже плакать. Вдруг я поднимаю глаза, сидит какая-то женщина из похоронных услуг. Представляете?!»

Ее здесь никто не ждал — ждали врача. Дочь Натальи и Михаила Колгановых задыхалась в тяжелом приступе астмы. Родители пытались помочь сами, без конца набирали «03», бегали на улицу встречать, но машина все не ехала и не ехала. Хотя до ближайшей станции «Скорой помощи» от дома Колгановых всего минут 15, пешком. Прождали час, для молодой женщины — роковой. «Скорая» так и не появилась, зато появился агент из похоронной фирмы.

Михаил Колганов: «Она у нас не спрашивала, будем мы у нее заказывать или не будем. Она прямо сразу прибежала, мы никуда не звонили, ее не вызывали».

Наталья Колганова: «И не ушла до тех пор, пока не увезли труп».

За первым незваным гостем появился и второй, и третий, их просто не пустили в дом собравшиеся соседи и родственники. А вообще могло быть и больше, просто Тула — город маленький. В крупных семью умершего может атаковать и десяток мастеров похоронного дела. Рынок. Прибыль быстрая. Только вот клиентов на всех не хватает. И потому идет война за мертвых. Война любыми средствами.

Михаил Колганов: «Меня только возмущает отношение „Скорой помощи“ — что они ждут, когда человек умрет, чтобы получить свои гонорары с этой трагедии».

Это самое главное в похоронной конкуренции — успеть на место первым. Поэтому нужны первоисточники информации. Если ее нельзя перехватить из радиопереговоров «скорой» или милиции, то сведения покупают.

Корреспондент «Комсомолки» Ульяна Скойбеда в течение месяца пыталась внедриться в похоронный бизнес. Изображала стажера, училась давать взятки, уговаривать родственников, очернять конкурентов. В общем-то, торговать, правда в условиях, когда торг кажется особенно неуместным.

Ульяна Скойбеда, корреспондент газеты «Комсомольская правда»: «Информация сотрудника дежурной части о трупе стоит 4–6 тысяч рублей, но это он только звонит в диспетчерскую и сообщает, что в такой-то квартире, по такому-то адресу умер Иван Иванович. Сопровождение — это когда тебя приводят за руку, когда твоего конкурента, другого ритуального агента, запирают в лифте или наручниками пристегивают к чему-то, чтобы он тебе не мешал. Это, я думаю, половина заказа».

Во многих странах за торговлю подобной информацией врач или полицейский не только заплатит крупный штраф, но и сядет в тюрьму. Такой же статьи для борьбы с цинизмом сейчас требуют и в России.

Алексей Сулоев, заместитель руководителя Департамента потребительского рынка г. Москвы: «Сегодня очень тяжело бороться с теми агентами, которые фактически не имеют постоянного адреса. Есть просто агент, у него есть мобильный телефон, и он самостоятельно покупает информацию у каких-то своих знакомых, потом уже пытается сделать или делает заказы».

В Петербурге все атаки похоронных агентов отбивает одна женщина — диспетчер. Ритуальный рынок в городе выстроен по единой жесткой системе. Такое частно-государственное партнерство. Вывозить тело умершего в морг имеет право одна специализированная автобаза, под контролем городских властей. Все звонки поступают только сюда. Так что вся суета агентов над покойным исключается.

А морги — они ведь тоже государственные, и в них кого попало из похоронщиков не пустят. Просто спокойно посоветуют свою компанию, проверенную, из специальной ассоциации. Выходит как-то не слишком рыночно, зато и на ритуальный цинизм никто не жалуется.

Валерий Ларькин, президент Ассоциации предприятий похоронной отрасли г. Санкт-Петербурга: «Монополизации никакой нет, просто создана организация, которая объединила в себе основные предприятия, работающие на ритуальном рынке в Санкт-Петербурге, и которая выработала определенные правила и стандарты».

По Костроме с недавних пор ездит катафалк с большими окнами. Спрос есть. Кому-то ведь не нравится, что покойного родственника на кладбище повезут, как в советские времена, на автобусе-пазике. Хочется чего-то более торжественного. На сайте одной из ритуальных фирм представлен эксклюзивный гроб для депутата. Все это сервис. Частные компании стараются выжить как могут.

Цивилизованные участники ритуального рынка призывают задуматься о смерти — пропагандируют похоронную культуру. Любой человек может спокойно и без суеты продумать свой последний путь: как хоронить, где отпевать, кого позвать на поминки — все это можно внести в специальную анкету и приложить к завещанию. Только продвигается эта культура с трудом. Менталитет.

Антон Авдеев, председатель профсоюза работников ритуальных служб г. Москвы: «Причина кроется в сознании людей, понимаете? В то же время в других странах спокойно воспринимается даже такая реклама по телевизору».

Сознанию под стать и законы. Погребальное дело до сих пор стоит на основании из советских еще норм. Чем-то похоже на раздачу хрущёвок. Вот положено на семью метр восемьдесят на два метра — это такая «двушка», двухместный участок — и всё. Под следующее поколение еще «двушка», правда, скорее всего, в другом районе. Если построят.

В результате могилы налезают одна на другую, почти все кладбища по стране забиты под завязку. И ни о какой светлой памяти, пасторали погоста, семейной усыпальнице спокойно и заранее думать не хочется.

Людей теперь портит не только квартирный вопрос. Хотя бы отчасти решить эту проблему попробуют способом, который давно используется в Европе и, на самом деле, хорошо знаком бывшим советским гражданам. Это уплотнение. «Коммунальной», так скажем, может стать, например, вот такая могила — явно век XIX, явно давно никто не посещает, даже надписи стерлись. Здесь, на самом деле, если и покоится, то только память. Останки людей так долго не сохраняются.

В Москве сейчас вводят в Москве систему опекунства над могилами. Человек вкладывает деньги в реставрацию старого памятника, следит за порядком и за это получает право хоронить здесь своих родственников. Получится семейный склеп.

Алексей Сулоев, заместитель руководителя Департамента потребительского рынка г. Москвы: «Эта система опекунства в Германии уже действует с 1947 года. То есть если есть захоронение и проведенная инвентаризация показывает, и работа с архивом доказывает, что у этого человека не осталось родственников, никто уже не ухаживает многие годы, тогда да».

Но это лишь капля в море и проблемы с перенаселением не решает. А просто купить участок земли и вместо дома построить кладбище законы запрещают. Тамара Малышева кладбищенским делом занялась, когда похоронила сына и поняла, что он был достоин лучшего места.

Тамара Малышева, директор ритуальной фирмы: «Здесь совершенно не было дорог, добирались только на тракторах. Поэтому я стала возить гравий за свой счет. Построила дом, электролинию, телефонизацию, дороги. И с 1995 года существует эта фирма».

Только земля все равно осталась государственной. Когда она кончится, у директора фирмы кончатся доходы, и содержать кладбище будет не на что. Бесконечно расширять погосты за бюджетный счет — денег не хватит, да и все города так могут оказаться в блокаде из могильных крестов.

Парадокс — если бы давали участки побольше, хотя бы вдвое, проблема могла бы решиться. Хоронить в одну могилу по санитарным нормам можно через 13 лет. То есть примерно даже меньше, чем через одно поколение. Деды и внуки в одной земле. Семья. Но на семью у нас полагается «двушка».