Войти в историю может каждый

Минувшая неделя подарила шанс политикам, которые в России, может, и не на слуху, но от чьих взвешенных действий в граничащих с нами регионах зависит многое.

Абдулла Гюль, президент Турции: «Сегодняшняя игра, я надеюсь, позволит двум народам, у которых есть общая история, забыть обо всех противоречиях и стать ближе. Это обеспечит в регионе мир и спокойствие».

Понятное дело, что приглашение на футбол в ВИП-ложу с пуленепробиваемым стеклом — это лишь начало сложного диалога. Президент Саргсян так и сказал: «Не забывая прошлое, смотреть в будущее: наметить контакты, определить взаимные интересы».

Геноцид армян, устроенный турками на закате Османской империи и не признанный официальной Анкарой до сих пор, для Армении — незаживающая рана, а для Турции — препятствие на пути в Евросоюз. В России пока едва заметное, но все-таки потепление воспринимается позитивно: в конце концов, разве не на турецких курортах тысячи наших сограждан ежегодно оставляют солидные суммы, разве не Армения является одним из наших стратегических партнеров на Кавказе?

Асиф Али Зардари: «Став президентом, я буду содействовать изменению Конституции, чтобы вернуть традиционный баланс власти».

Асиф Али Зардари, вдовец Беназир Бхутто, ожидаемо победил на президентских выборах в Пакистане. В наследство ему достались пульсирующая террористическая угроза и экономический кризис. Но впервые в этой огромной мусульманской стране после долгого правления военных к власти пришел гражданский человек.

Впрочем, на этом потрясение основ, пожалуй, и заканчивается: на самом деле Пакистаном, как говорят некоторые, по-прежнему управляют «три А» — Аллах, армия и Америка. Есть версия, что в какой-то степени за несговорчивость с последней мог поплатиться постом ушедший недавно в отставку Первез Мушарраф, отмечает НТВ.

Устами Кондолизы Райс Вашингтон приветствовал избрание нового президента и выразил надежду на сотрудничество. Те же самые уста накануне после названной «исторической» встречи с ливийским лидером Каддафи изрекли: «У Америки нет вечных врагов». Следует, видимо, полагать, что вечность в данном случае — заложница целесообразности.