Мода на конструктивизм возвращается

Архитектурные страсти. Центром их кипения была на минувшей неделе столица России, но и в регионах прислушивались, что за волна идет из законодательницы мод. Под градусом дискуссионного жара проверку на прочность проходил символ целой эпохи — Дом Наркомфина.

Специалисты утверждают, что он всемирной матери-истории более ценен, чем Кремль или Красная площадь: такой экзотики, дескать, нигде на свете не сыщешь. Памятник советскому образу жизни, правда, порядком поизносился. Да что там говорить — чудо конструктивизма просто в руинах! А место-то лакомое — в самом центре… Вот и возникла идея спасать легенду стиля путем превращения дома в бутик-отель.

Как этот метод работает на Западе и почему акул капитализма тянет в коммунистические кельи, разбирался корреспондент НТВ Сергей Малозёмов.

Молодой московский финансист Павел Кузнецов недавно, после долгих поисков, купил себе квартиру. Денег хватало на многое, но хотелось чего-то не такого, как у всех.

Павел Кузнецов, экономист: «Честно говоря, это была 25 или 30 квартира, которую я посмотрел. Я сразу в нее влюбился — именно в силу ее необычности».

Сделав дизайнерский ремонт, Павел поселился в бывшем доме-коммуне на Гоголевском бульваре. Его построили в конце 20-х для людей будущего, которые все делают в коллективе, а дома только ночуют.

Павел Кузнецов, экономист: «Ванна считалась излишеством, решили ограничиться только душем. Туалет на первом уровне, душ на третьем — немного неудобно».

По документам, площадь этой квартиры — 33 квадратных метра, при этом она трехкомнатная и трехуровневая общей высотой 3 метра 70 сантиметров. В полутораметровую кухню Павел умудрился втиснуть холодильник, микроволновку, посудомоечную и стиральную машины. Над кухней устроил нишу для чтения.

Павел Кузнецов, экономист: «Здесь достаточно удобно, хотя и нельзя сказать, что безопасно — высота примерно как на третьей полке стандартного советского поезда. Конечно, ни по размерам, ни по конструкции такое жилье не подходит для семьи с маленькими детьми, хотя в этом доме выросли целые поколения».

Павел имеет в виду свою соседку — дочь архитектора Синявского, строившего этот дом, а потом в нем жившего. В квартире у Елены Михайловны революционный быт сохранился почти без изменений.

Елена Синявская, дочь архитектора Михаила Синявского: «У нас была даже такая экстремальная ситуация, когда нас тут жило пятеро, и это было ужасно».

Как расселить огромную массу людей, переезжавших из села в город — именно над этим бились архитекторы на рубеже 20–30-х годов. Для рабочих просто строили бараки, а для людей поважнее — как правило, в центре города, где места всегда мало — искали новые решения. Так рождались шедевры: архитектор Константин Мельников построил для своей семьи дом на Арбате, а Моисей Гинзбург на Новинском бульваре возвел здание для сотрудников Наркомфина.

Алексей Гинзбург, внук архитектора Моисея Гинзбурга: «В принципе, это была одна из первых даже не домов-коммун… Это называлось „дом переходного периода“».

Финансисты должны были жить в крохотных квартирках основного корпуса, а питаться, стирать и заниматься спортом сообща — в коммунальной пристройке. Нарком, то есть министр, обитал отдельно — в квартире на крыше: это был первый московский пентхаус.

Планировки похожи на те, что мы видели в доме на Гоголевском (их тоже разрабатывал Гинзбург). Несколько уровней, окна выходят и на запад, и на восток — чтобы всегда было солнце. На самом здании никакой бесполезной лепнины. Именно эти родившиеся в советской России и названные «конструктивистскими» идеи пришлись ко двору на Западе и стали классическими.

Давид Саркисян, директор Государственного музея архитектуры им. А. В. Щусева: «Для мирового архитектурного процесса имеют значение всего два здания в Москве: дом Мельникова и дом Гинзбурга. Остальное — Большой театр, Кремль — это наши местные достопримечательности. Для мирового процесса значения они не имеют».

К 2011-му этот дом предлагают отреставрировать и превратить в концептуальный отель — для ценителей, готовых платить за возможность пожить в необычном интерьере. Предполагаемые расходы — 60 миллионов долларов, срок окупаемости — 10 лет.

Александр Сенаторов, руководитель группы строительных компаний: «Мы делаем коммерческий проект с невысокой рентабельностью. Что такое благотворительность? Не понимаю!»

В мире уже есть подобные бутик-отели, и на нехватку постояльцев они действительно не жалуются. Один из первых — «Блейкс» (Blakes) в Лондоне. Правда, строили его специально — так, чтобы каждый номер был эксклюзивным. За этим сюда и едут.

Черил Ховард, директор по маркетингу отеля «Блейкс»: «У нас есть комната в индийском стиле, есть в бархате, есть в слоновой кости, есть в шелке — очень дорогие и красивые дизайнерские решения. Здесь часто селятся знаменитости. Возможность окружить себя красотой — это и есть идея бутик-отеля».

Но поклонники московской старины боятся, что коммерсанты испортят памятник. Журналистка Ольга Кабанова напоминает: Дом Наркомфина среди прочего построен из нетипичных материалов — например, утеплен стеблями камыша, обмазанными известкой.

Ольга Кабанова, обозреватель отдела культуры газеты «Ведомости»: «У наших реставраторов нет навыков в реконструкции зданий конструктивизма, нужно знать их особенности»

В истории конструктивизма были и слава, и забвение. В 30-е он показался Сталину недостаточно величественным. А в 50-е-60-е эти идеи снова пригодились — при строительстве «хрущёвок». Сейчас, похоже, конструктивизм опять возвращается, сменяя нарочитую роскошь раннего капитализма.

Все 90-е в московском строительстве царил стиль, самое необидное название которого — «новорусский ампир». Он безошибочно узнается по многочисленным башенкам, которые возводили повсюду — и к месту, и не очень. Теперь же все чаще строят большими объемами, которые не имеют никаких специальных украшений — их попросту считают лишними. Угадывая в этом возвращение моды 20-х, исследователи даже придумали специальный термин — «неоконструктивизм».

Популярный архитектор Андрей Гнездилов говорит, что со студенчества влюблен в работы Гинзбурга и Мельникова. Недавно он решился сделать внешне похожим на 20-е суперэлитный дом в арбатских переулках. Квартиры — от 180 квадратных метров — раскупили вмиг.

Андрей Гнездилов, архитектор: «Социальный заказ в 20-е годы и сейчас очень отличается. Стоимость квадратного метра просто колоссальна».

Но, видимо, и новые дома-коммуны — с комнатами-клетушками и общими прачечными — скоро тоже начнут строить. Жилья доступного не хватает. И возвращение планировки 20-х станет вполне естественным: гениальнее, чем конструктивисты, выжать все из очень ограниченного пространства пока не смог никто.