Нацгвардейцы со шприцами сделали из донецкого мальчика мишень для ракет

На базе ополченцев с маленьким Стасом работает психолог. Минута эфира на федеральном канале для 13-летнего мальчика — последняя надежда найти своих родных. Подросток никогда не забудет отца с приставленным к виску пистолетом и маму, лежащую на полу в разорванной одежде. Детский рисунок, выполненный черным карандашом, пропитан болью и горем.

У Стаса остались как минимум три прокола от шприца. Что именно ему кололи — не ясно. То ли это был наркотик, то ли сильнодействующее психотропное вещество. Вспомнить мальчик может немногое: как в дверь постучали, открыла мама, на пороге стояли солдаты с украинскими шевронами. Неладное подросток почувствовал, когда разговор родителей с военными стал вестись на повышенных тонах, когда отец велел уйти в дальнюю комнату и запереть дверь изнутри, когда мама начала кричать. А потом школьник в окно увидел, как его родных с мешками на голове нацгвардейцы выводят на улицу и сажают в машину.

Стас, житель Красного Лимана: «Мама, папа! Я вас очень сильно люблю! Хочу, чтобы вы поскорее меня нашли! Жду вас! Надеюсь вас отпустили! Приезжайте!»

Это были первые слова, которые Стас произнес перед камерой. Ему пришлось приложить большие усилия, чтобы не заплакать, но он сдержался. За последнюю неделю 13-летний мальчик многое узнал и, конечно, повзрослел. Он знает, что шансы найти отца с матерью живыми катастрофически малы, но вдруг случится чудо, его узнают, позвонят и найдут.

Стас: «Мешки надели на голову, привезли в Авдеевку и давай меня расспрашивать. Потом меня спросили, согласен ли я поехать и узнать, где находятся части бойцов ДНР. В Авдеевке не били, только уколы три раза ставили».

От уколов, говорит Стас, помутнело в глазах, закружилась голова. Он помнит, что украинские солдаты пригрозили, что они убьют родителей, если подросток не наденет бушлат, нашпигованный радиопередатчиками, и не проследует к блокпосту защитников Донбасса.

Задумка проста: ребенка ополченцы не тронут, примут и обогреют. Стас должен был стать электронной точкой на карте ноутбука нацгвардейцев, электронной мишенью для их ракет.

Ольга Николаевна, врач-нарколог: «Первые два дня Стас не помнит, что с ним было. Не спит он четыре ночи. Мальчик сейчас в заторможенном состоянии. На запястье правой руки остались три точечных прокола по ходу вены, у ребенка расширены зрачки, фотореакции плохие, фрагментарная потеря памяти».

Все, что было дальше, Стас почти не помнит, в сознании всплывают моменты, как он на велосипеде мчится в сторону донецкого аэропорта, как покорно расспрашивает ополченцев про блокпосты, как его, грязного и испуганного, привозят в больницу. Дальше — пустота. Когда прошло действие наркотиков, Стас с трудом вспомнил даже свое имя, но соскочил с постели, ведь если он не вернется в срок, его родителей убьют. Но ополченцы уговорили мальчика его остаться, понимая, что спасать, вероятно, уже некого. Родители Стаса для украинских военных — ненужные свидетели, которые должны замолчать раз и навсегда.

Стас безмерно благодарен психологу Сабине, без которой он, наверное, сошел бы с ума. Женщина-врач с ним возилась, словно с маленьким ребенком. Благодаря ее усилиям к подростку начала возвращаться память. С помощью карандаша и листа бумаги мальчик восстанавливал свое прошлое. Сначала вспомнил свой дом, окруженный забором, собаку, но даже трава и солнце на его рисунках черного цвета.

Когда остановили запись, Стас вдруг признался в том, о чем он не решался рассказать все эти дни, а ополченцы не решались спрашивать. Понимал ли Стас, что по его наводке могли погибнуть десятки людей? Оказывается, понимал. И раз он до сих пор здесь и не вернулся обратно, свой выбор, пусть и такой ценой, он сделал.