В мире уже больше 42 миллионов заболевших, в России — уже за 17 тысяч выявленных случаев в сутки. ВОЗ делает, наверное, самое жесткое заявление последнего времени: мир на критически важном перекрестке, особенно в Северном полушарии, следующие месяцы будут самыми трудными.
Уже идет почти пятая неделя обострения в Карабахе, а Армения и Азербайджан еще ни разу официально не признали свои удары по гражданским. За Нагорный Карабах воюют 30 с лишним лет, но дальнобойная и реактивная артиллерия в таких масштабах в регионе применяется впервые.Из-за близости границ перестрелки уже коснулись соседнего Ирана, куда случайно залетели несколько ракет.
В Незалежной проходят местные выборы. Почему те, кто в них решил участвовать, говорят о самых грязных играх за всю историю постсоветской Украины?
Как ядерный мир должен быть закреплен в договорах, так и мир обычный — прописан в малейших деталях, со всеми подробностями. И когда в России говорят о памяти Второй мировой, то как раз на этом и настаивают. Не должно быть поля для игры — особенно для тех, кто хочет проверить на прочность то, что после войн построено. Тезис очень прост — если Россия в судебных документах, пусть посмертно, назовет преступников по именам, расскажет о зверствах каждого, кто совершал преступления против человечности, то это должно остановить тех, кто сегодня хотел бы провести ревизию памяти. Насколько это возможно, и насколько Россию услышат?
Уже идет почти пятая неделя обострения в Карабахе, а Армения и Азербайджан еще ни разу официально не признали свои удары по гражданским. За Нагорный Карабах воюют 30 с лишним лет, но дальнобойная и реактивная артиллерия в таких масштабах в регионе применяется впервые.
В Незалежной проходят местные выборы. Почему те, кто в них решил участвовать, говорят о самых грязных играх за всю историю постсоветской Украины?
Как ядерный мир должен быть закреплен в договорах, так и мир обычный — прописан в малейших деталях, со всеми подробностями. И когда в России говорят о памяти Второй мировой, то как раз на этом и настаивают. Не должно быть поля для игры — особенно для тех, кто хочет проверить на прочность то, что после войн построено. Тезис очень прост — если Россия в судебных документах, пусть посмертно, назовет преступников по именам, расскажет о зверствах каждого, кто совершал преступления против человечности, то это должно остановить тех, кто сегодня хотел бы провести ревизию памяти. Насколько это возможно, и насколько Россию услышат?