«Насмерть не рубимся, но травмы бывают»: реконструктор Илья Туровский — о битвах понарошку

В Москве проходит фестиваль «Времена и эпохи», в рамках которого можно полюбоваться реконструкциями исторических сражений. Одно из главных зрелищ разворачивается на площадке «Взятие Парижа в 1814 году» в парке «Митино», где работает реконструктор Илья Туровский.

— Илья Владимирович, в чем заключается ваша работа?

— Я занимаюсь наполеоновской площадкой, большой парковой зоной «Взятие Парижа». Я главный помощник по реконструкции исторической части. Занимаюсь наполнением площадок, доставкой мундиров, пушек, организацией сражений, тренировок.

— И непосредственно участвуете в сражениях?

— Поскольку мы гордимся формой, которую заказали или получили от профессиональных портных, нам, конечно, хочется ее показать. Поэтому я, например, командую 5-м кирасирским полком Великой армии, вожу свой маленький эскадрон из 15 человек в атаку с орлом, в кирасах, касках, с палашами в руках.

— Кто и как изготавливает форму? Сколько она стоит?

— Такие мундиры многие сами собирают годами или с помощью мастеров. Дело даже не в деньгах, а в знаниях, которые требуются. Бывает, что люди несколько лет стоят в очереди у мастера, чтобы тот сшил нужный комплект одежды. Тебе самому надо разобраться, как вещи будут выглядеть, что нужно конкретно тебе, чтобы отвечать духу времени. Такие костюмы стоят в среднем от 150 до 200 тыс. рублей. Кольчуг у нас нет, это чуть раньше по времени в истории, так что в основном мундиры. Но специалисты по кольчугам, кожевенники и кузнецы у нас тоже есть, их гораздо больше, они очень хорошие.

Все вещи делают досконально. Там, где должна быть кожа, будет кожа, латунь — значит, латунь, серебро — серебро. Мы не обманываем сами себя. Хочется всегда достичь максимальной аутентичности. Поэтому все так небыстро. Замечу, что мастера из России и Белоруссии на голову лучше европейских или американских. Те, наоборот, у наших заказывают! Наши мастера делают и французские, и прусские, и, конечно, русские комплекты. В Чехии, Польше мастера еще остались, во Франции их уже почти нет. Многие французы сами заказывают из России.

— Рвутся ли костюмы в сражениях, получаете ли вы травмы?

— Знаете, идеальный мундир был только у французского гвардейца на плацу в саду Тюильри. В остальных комплектах спали, ели, воевали. Мы тоже так делаем: ходим в наших мундирах, спим, едим, воюем. Поэтому вещь может портиться, рваться. Но ты ее аккуратно зашил — и все нормально. В европейских музеях есть экспонаты одежды с заплатками. Травмы тоже бывают, конечно, но мы стараемся их минимизировать, не рубимся насмерть. Те, с кем мы сражаемся, наши друзья. Через час уже вместе будем есть и песни петь.

— Чем наши реконструкции отличаются, скажем, от европейских?

— Они во многом похожи, но есть интересное отличие. У нас не принято проводить реконструкции по жесткому сценарию. В России очень много толковых командиров среднего звена, есть реперные точки для отрядов, батальонов, эскадронов. Поэтому мы можем аккуратно что-то делать сами. Европейцы же прописывают жесткий сценарий и идут строго по нему. Мы можем играть не по плану, например, пехота задерживается, кавалерия выйдет, прикроет, и зритель никогда не заметит. В Европе все строго одно за другим. У нас все-таки полегче, поинтереснее. Все остальное — песни, лагеря, еда на костре, караулы — одинаково, интернационально.

— А что плохого в том, что реконструкцию проводят с четкой опорой на историю?

Все просто. У нас на Бородино было 250 тыс. человек с обеих сторон, в сражении участвует одна тысяча. Ты не сможешь показать достоверно тысячу дерущихся и 250 тыс. человек еще. Есть проблема — масштаб. Но нам и не нужен он, чтобы показать какой-то конкретный момент, как было. Нужно красивое шоу — кавалерия скачет, пушка стреляет, но не убивает. Поэтому мы в некоторых моментах идем навстречу условностям — что-то убираем, что-то добавляем. Это позволяет нам показывать красивое шоу, даже лучше, чем в Европе. Было, что европейцы приезжали на Бородино и говорили, что у нас интереснее.