К 80-летию начала блокады опубликован дневник ленинградской школьницы

Написанный красивым почерком почти без ошибок детский дневник. Дневник, читать который тяжело, особенно автору этих строк, это ведь ее детство, в котором были смерть, холод и голод.

Татьяна Рудыковская, блокадница: «Это очень страшно, вспоминать страшно. Постоянно самолеты летали. У нас вся крыша была в решете».

Это все тот же дом на окраине города, в нем девятилетняя Таня провела всю блокаду с семьей — мамой, папой, братом Гелей и бабушкой. В этих комнатах на ее глазах умирали от голода родные, и записи об этом в детской школьной тетради особенно пронзительны. Еда — то, о чем ребенок пишет чаще всего. О ничтожных блокадных граммах.

Из текста дневника: «На утро мама дала пол столовой ложки каши».

Татьяна Рудыковская: «Пол столовой ложки каши. Можете себе представить?»

Таня пишет о каше из картофельных и брюквенных очисток и киселе из столярного клея. В блокадном городе еда стала буквально подарком.

Из текста дневника: «Сегодня у мамы и бабиньки именины. Мама подарила кусок пиленого сахара, бабинька — печенину и кусочек сахара, папа — кусок хлеба с маслом, на котором лежало четыре кусочка сахара и ягоды (иначе торт)».

Старый дом еще больше обветшал. Будто под тяжестью воспоминаний. Это та самая веранда, где тело умершего отца пролежало в итоге на морозе целый месяц. Еще одно испытание для ребенка.

Татьяны Рудыковская: «Морозы были дикие, мы его перенесли на балкон. Он так и лежал на холоде, мы не могли его вывезти. На него были оформлены карточки, и мы решили их подождать и потом ими рассчитаться с гробовщиком».

Слушая, как девятилетняя Настя читает ее дневники, Татьяна Валерьевна признается, что видит все-таки несколько другую девочку, ту себя из блокадного детства. Маленькую и голодную, но главное — несломленную.

Татьяны Рудыковская: «Мы с самого первого дня, когда началась война, мы верили, что мы победим, что наступит победа».

Победа настала. Но в этом доме есть осколок снаряда. Пробив крышу и потолок, он влетел в стену. И до сих пор там. Для Татьяны Валерьевны это пронзительный символ ее раненого блокадного детства. Ее дом с осколком внутри.