Константин Гольденцвайг — о протестном 2011-м

07.01.2012, 21:35

Видео программы «Сегодня»

Корреспондент НТВ стал свидетелем того, как граждане сражались со своей полицией в Италии, фиксировал в Норвегии глобальное единение общества вокруг трагедии, а также заметил, как берлинская стена изменила немцев.

В эти дни во всем мире продолжают подводить итоги ушедшего года, пытаясь зафиксировать для истории его главные события. Наблюдавшие за многими из них корреспонденты НТВ по традиции составили свою картину 2011-го, основанную на личных переживаниях, достижениях и самых ярких впечатлениях. Сегодня мы показываем очередной репортаж из серии «Мой 2011й» — о том, каким он был для Константина Гольденцвайга.

Не только для наших коллег в России, но и для нас в Европе 2011-й стал во многом годом протестных акций. В России в ушедшем году митинговали по политическим поводам, в Европе — скорее по экономическим. Одна из самых масштабных акций протеста застала нас осенью в Риме.

Больше 100 тысяч жителей Рима и приехавших сюда людей со всей Италии двинулись по одной из центральных улиц к национальному банку страны. Именно банки, по их мнению, — главные причины всех бед Италии и других стран, которые сейчас, как говорят политики, переживают трудные времена из-за долгового кризиса.

На моих глазах это мирное шествие по воле крошечной группы радикально настроенных активистов превратилось в полномасштабные беспорядки. Это было во всех смыслах слова весьма зажигательно (пожары, бутылки с зажигательной смесью) и столь же жутко.

Что впечатляло больше всего, так это не разрушенные дома и машины, а ощущение полного непонимания между гражданами на улицах и властями, словно не слышащими их требования. Как будто те и другие — из совсем разных стран.

Но были в прошлом году и удивительные примеры того, как может сплотиться и государство, и общество вокруг постигшей страну трагедии. Целый месяц Норвегия пребывала в трауре после чудовищного теракта, совершенного Андерсом Брейвиком в июле. Мы были там и в последние дни этого траура. Тут так и тянет, конечно, сказать про мучения, слезы. Но самым поразительным для меня было то, что зримых страданий в глазах юных норвежцев, выживших в злосчастном лагере на Острове Утойя, я не заметил. Очевидно, масштаб сотворенного Брейвиком ада был столь огромен, что осознать это в полной мере они не могли и по прошествии недель. Одна из находившихся на острове девушек описывала происходящее.

Выжившая в бойне: «Видите лес, вон на том месте… У нас там был домик. Я пряталась в нем. Брейвик пытался выбить дверь, но мы подперли ее столом. Тогда он ушел прочь и стал расстреливать всех, кто был возле этого домика. Когда полицейские вывели нас наружу, все вокруг было завалено мертвыми телами».

По сравнению с этими новостями у соседей наш порт приписки Германия жила весь этот год с немецким спокойствием. С каждым новым месяцем работы здесь все лучше понимаешь, сколь отличается политическая жизнь немцев и россиян. Возможно, главный местный скандал прошлого года: немецкий министр обороны Карл-Теодор цу Гуттенберг поплатился своим постом и канцлерскими амбициями, только за то, что в его диссертации обнаружили долю плагиата. Вопрос, что тут же напрашивается у российского репортера: разве у нас такое возможно?

Эта немецкая демократия в действии нас порой заставала врасплох. Весной этого года мы освещали, видимо, последний крупный процесс, связанный со Второй мировой. Бывшего надзирателя концлагеря Ивана Демьянюка, признанного судом виновным в причастности к убийствам тысяч евреев, немецкие власти вдруг, сделав скидку на возраст, разместили не за решеткой, а в комфортабельном доме престарелых в Альпах. Право убийцы на отдых и на частную жизнь немецкие власти старательно защищали.

Главным юбилеем, который Германия отмечала в этом году, стало полвека со дня возведения Берлинской стены. Об этой теме столько всего было сказано, что найти новый ракурс нам казалось едва ли возможным. Но в итоге мы вышли на невероятную историю восточногерманской деревушки Кляйн-Глинике, жившей в ГДР на особом положении. На протяжении десятилетий она была с трех сторон окружена стеной.

Альфред Таборски, бывший пограничник армии ГДР: «Здесь три метра, максимум, может, четыре. Конечно, в чем-то здесь людей притесняли».

Мы увидели коммунистический режим в миниатюре: со своими диссидентами и приспособленцами, пограничниками и стукачами. Но во что труднее всего поверить — иные из тех немцев, с кем мы говорили, до сих пор скучают по этой жизни взаперти, они так и боятся открытого мира, без заградительных стен.

Мы же в 2012-м желаем и вам, и себе больше открытости, честности. А значит, и больше тепла.