Страх и молитвы: как живут люди в освобожденных от ИГИЛ сирийских городах

Уже в Женеве сирийцы заявили, что правил игры не понимают. Единственный результат — некий секретный документ, переданный Асаду спецпосланником ООН Стаффаном де Мистурой. В чем загвоздка — непонятно, ведь казалось, что уже в Астане все очень скрупулезно продумано: оппозиции не нравится Асад у власти, но нужно провести выборы и решить самим. Даже оппозиция уверяет, что Россия начала действовать активно, но она вовсе не хочет увязать в конфликте, ей выгодно всех сплотить против общего врага — ИГИЛ (организация запрещена в РФ).

Все сплотились — Турция, Иордания, Иран. Американцы тоже засуетились, у них заканчивается 30-дневный срок, отведенный Трампом на разработку стратегии. Он требует, чтобы Пентагон свернул программы помощи оппозиции и сосредоточился на террористах. Это вполне рабочая модель, на российскую похожая.

Но даже общий кулак боевиков ИГИЛ (организация запрещена в РФ) выбивает медленно. Мосул освобожден лишь с востока, а когда освободили, содрогнулись. На окраине обнаружили массовое захоронение 4 тысяч расстрелянных. Такого со второй мировой не видели. За западную часть города еще биться и биться, операция кровавая. Сейчас те, кто говорил, что русские слишком много бомбили Алеппо, готовы взять слова обратно, глядя на десятки тысяч бегущих из-под бомбежек американцев.

Даже вся эта мощь не справляется. Сначала теракт в Хомсе, теракт в Мосуле, российские ВКС с турками освободили Эль-Баб, но там снова произошли два теракта. То есть террористов выбили, вроде бы все зачистили, но удары в спину продолжаются. И так происходит практически везде, откуда вроде бы отряды ИГИЛ (организация запрещена в РФ) ушли.

В деревне соседствуют люди и тени, но это уже жизнь. Старик приносит из убитого войной храма кусочек мозаики, пытаясь собрать воедино все, что от жизни осталось. Его винтовка стоит у входа в храм. В молитве вся его боль, борьба за жизнь, в которую невозможно вернуться — Дамаск близко, но здесь жизни нет. Армейские патрули проезжают только днем. На дороге находятся стрелянные танковые гильзы. Те, кого с таким трудом выбивали из этих гор, легко не сдаются.

Местный житель: «Мы приходим днем, пытаемся молиться. Что мы можем? Ничего. Молиться».

Молятся обо всем: о хлебе, который завтра привезут русские, о доме, который нужно еще построить. Миска каши и лепешка — это вся еда на день. У полевой кухни люди в красных беретах следят за порядком — еды хватит на всех. Только бы пришли. хорошо, что живы. Больных детей протягивают медикам.

Сирийцев учат жить заново на старом месте, разминировать улицы, проверять дома, где каждый выключатель на стене может быть частью бомбы. Боевики минируют даже детские игрушки.

Российских саперов провожают цветами и благодарят за хлеб, поддержку и знания. Военным оставили технику и науку воевать, гражданским — еду и медикаменты. Сирийские города — до сих пор каменные джунгли. Здесь постоянно ждут возвращения беды, поэтому цепляются за каждую возможность сказать спасибо.

Мулла Ханиф, глава общины: «Если бы вы знали, что нам пришлось пережить. Месяцы и месяцы мы молились, чтобы все кончилось, чтобы Аллах покарал их за все, что они делают. Они же звери».

Сирийские граждане пытаются вернуться туда, где жизни нет. У входа в храм стоят винтовки стариков, которые надтреснутыми голосами пытаются молиться о том, чтобы жизнь вернулась, но не вернулись те, кто однажды уже убивал их города.