В Берлине собрали свидетельства болезненных перемен в послевоенной Европе

Когда 9 мая по радио рапортовали об окончании войны, для миллионов она продолжалась. Потертый молитвослов — это все, что осталось от сожженной немцами деревни Кошевичи в Белоруссии. Детский сервиз — все, с чем вернулась в Голландию еврейская девочка Беате Эстрайхер, вместе с семьей освобожденная Красной армией и тут же осиротевшая. Ее родители, как и многие спасенные узники, умерли от истощения и тифа после войны.

Берлинская выставка — первая попытка взглянуть на 45-й не как на финал, а как на начало больших и болезненных перемен глазами проигравших и победивших, рядовых европейцев.

Бабетта Инкверт, куратор выставки в Немецком историческом музее: «Лариса Поповиченко девочкой она пережила голод первой блокадной зимы в Ленинграде, а потом семью эвакуировали. На снимке изображены ее одноклассники и учителя на пороге войны. Вернувшись в город, она обнаружила, что почти никто из них не выжил».

На примере неизвестных и непарадных героев тут вспоминают, как по-разному раны войны залечивала Германия, Англия, Франция, всего 12 стран Европы. От СССР — Константин Симонов и Андрей Жданов. Выбор спорный, но не только он смутит иных российских зрителей. Наряду с героическим представлены молоток и зубило, которыми красноармейцы высекали свои имена на Рейхстаге, тут и вытесненное из памяти. Бывшие военнопленные, из гитлеровских лагерей угодившие в сталинские, сотни фронтовиков-инвалидов, до которых в первые годы стране-победительнице дела не было.

Майя Перс, куратор выставки в Немецком историческом музее: «Тут же разросшаяся после Второй мировой зона влияния СССР. Прибалтика, включенная в Советский Союз, новые территории Белоруссии, Украины, присоединение которых не обошлось без последствий».

Как передает корреспондент НТВ Константин Гольденцвайг, но и неудобное прошлое послевоенной Германии устроители выставки не побоялись разворошить. 50-е, личное дело офицера полиции Карла Шульца. Из подтасованных документов выходит, будто он себя в третьем Рейхе ничем не запятнал. Ни о службе в штурмовых отрядах, ни о рьяной поддержке НСДАП, ни о руководстве карательной операцией, в которой в 41-м погибли 150 тысяч советских граждан в этих бумагах ни слова. После войны Шульц безбедно до самой старости возглавлял криминальную полицию Бремена. Такой головокружительной карьере с чистого листа радовались еще тысячи нацистских преступников.

Шум холодной войны не только в Германии заглушал поиск виновных во Второй мировой. Прекратить преследовать фашистов в 50-х требовали в Австрии, дотошно в соседней Дании в 40-х составили картотеку обвиняемых в сотрудничестве с нацистами. Перед угрозой коммунизма в Норвегии, как и в прочей освобожденной Европе, быстро забыли о благодарности русским. Балалайка в подарок норвежским друзьям от советских военнопленных. Здесь же рассказывается о вмиг разделенном Берлине и мире на НАТО и страны Варшавского договора.

Пока вчерашние союзники кроили карту Европы, вчерашние узники концлагерей пытались воссоединиться с близкими. Хрестоматийное бок о бок с преданным забвению, весь вихрь послевоенных трагедий в огромном историческом музее сливается в неразличимый гул. Немецкие историки выставку критикуют, но, может, это не она сумбурная, а вся эта эпоха слишком бурная? Погрузиться в нее в Берлине можно до октября.