Вишневская распродает семейную коллекцию

Сегодня Галина Вишневская рассказала о предстоящем аукционе «Сотбис» (Sotheby’s). Через две недели с него уйдет коллекция живописи, фарфора и мебели, которую Вишневская собирала вместе с мужем Мстиславом Ростроповичем.

По предварительной оценке, суммарная стоимость лотов — не меньше 40 миллионов долларов. Одна только картина Бориса Григорьева «Лики России» тянет на четыре миллиона.

По словам Вишневской, решение о продаже она принимала вместе с супругом, когда тот был еще жив. Вещи, постановил семейный совет, должны попасть в хорошие руки, а часть вырученных денег следует потратить на помощь больным детям и поддержку начинающих музыкантов.

Почему коллекцию решили не дарить музеям и каково это — прощаться с дорогими воспоминаниями? Галина Вишневская любезно согласилась ответить на вопросы корреспондента НТВ Владимира Чернышёва.

Корреспондент: «Галина Павловна, Вы, если не ошибаюсь, в своей книге писали, что помните обстоятельства покупки всех вещей Вашей коллекции. Они связаны у Вас с каким-то конкретным воспоминанием о жизни? Не могли бы Вы пояснить, почему все-таки приняли решение расстаться с частью воспоминаний?»

Галина Вишневская, народная артистка СССР: «Приходит время, когда расставаться с воспоминаниями приходится всем без исключения. У кого какие только воспоминания — в этом разница. Последние годы я уже не пою, работал только Ростропович — и доход шел от него. Теперь все исчезло, естественно. Содержать это очень дорого, но я должна сохранить эти вещи, поэтому решила продать».

Корреспондент: «Выставляя вещи на аукцион, не опасаетесь ли Вы, что часть из них ни Вы, ни мы больше уже никогда не увидим, они могут уйти в закрытые коллекции?»

Галина Вишневская: «Люди платят деньги не для того, чтобы это уничтожить, а для того, чтобы на это любоваться. Это была часть нашей жизни, я с ними разговаривала, например, с портретами. „Императрица Екатерина II, Елизавета, здравствуйте, матушки!“

Когда я уезжала отсюда, когда нас с Ростроповичем выдворили, — все осталось здесь. Без копейки денег нас отсюда выставили, вплоть до обручального кольца и креста на теле, все пришлось снять. Вот так. С нуля начинали за границей жизнь новую, с нуля».

Корреспондент: «А с советскими музеями Вам приходилось вступать в конкурентную борьбу еще в те времена, в период эмиграции?»

Галина Вишневская: «Приходилось, например, с Пиотровским из Эрмитажа, когда я у него из-под носа табакерку Орлова (кстати, она продается) увела. Он не мог заплатить больше, а я заплатила больше. Думаю, умру, но не сдамся ни за что. Я очень азартная».

Корреспондент: «Не боитесь, что Вас будут упрекать, что не подарили все это российскому государству?»

Галина Вишневская: «А мне кто что подарил? Кто мне что подарил? Никто и ничего, кроме мужа, конечно. Вот муж мне дарил. Почему я должна? Я это заработала. Человек работает, это же мне не капало. Я хотела создать уголок России, который будет похож на Петербург.

Я не скажу, что с трагедией расстаюсь с этим, нет, я знаю, что эти вещи будут жить, они до меня жили, и после меня они будут жить, будут радовать людей так же, как радовали меня и Славу».